Спустился к озеру. Черная шапочка, белая шея и манишка цвета запекшейся крови. Прям стигматы, клювом себя изводят, столпники. Аисты-епископы. На кустах бамбука сидят. А под ними читалы расхаживают, олешки пятнистые, щиплют азбуку природы на уроке природоведения.

Полемически обострив, я бы сказал: ни у одного поэта, по крайней мере в русской литературе, феномен Пространства не играет такую важную роль, как у Алексея Парщикова. Сродни той, какую, скажем, у Введенского — Время или у Хлебникова — Число и Слово.

Изобретатель действительности, он обменивал себя на неименуемое. Набрасывал подвесные сады над пропастью и шел по ним — в небывшее. Первопроходчик, вестник воображения, Левша невидимого мира, Протей метафор — все это было сцеплено...

Его виртуозное зазеркальное словотворение никак не может успокоится, оно отраженно ворочается в сознании, как медведь во время спячки или камень на краю водопада.

Отправной точкой в истории метареализма считается ноябрь 1979 года, когда в Центральном доме работников искусств (ЦДРИ) прошел поэтический вечер, на котором филолог и преподаватель Литинститута Константин Кедров представил трех совсем молодых поэтов...

24 мая – щедрый день на вдохновенных гениев современности. С разницей в 14 лет в этот день родились Иосиф Бродский и Алексей Парщиков. Поэт и эссеист, философ-метареалист, Парщиков словно продлил тот божественный путь, который, было, прервался с уходом Бродского.

Три года назад умер Парщиков. Мне всегда он казался каким-то надмирным человеком, с горы Олимп, вневременным. То есть - старше не только своих лет, но и своих дел.

Ende der 70er Jahre deuteten sich neue Entwicklungen in der russischen Poesie an, die auch heute von großer Relevanz sind. Es kristallisierten sich einige wichtige Gruppierungen, die im Laufe der Zeit zu einflussreichen Schulen bzw. stilweisenden Strömungen werden sollten – wenn sie sich dabei zunächst auch nicht als „Schulen“ verstanden haben.

Он всегда был центровым: душой компании и центром любой триады, в какую его ни помести. Чаще всего от ордена метареалистов критикам и «зрителям» оставляли на рассмотрение только трио Жданов-Парщиков-Еременко.