На восьми туманах-гвардейцах над битвой в коляске несомый король
покачивается между пуль и в музыку боя впивается, словно спираль.
Карл, не будь у тебя ни врагов, ни армад, а только деньги и деньги,
ты не спал бы величеством тела на величестве пляжа, а в деревеньке
рыбацкой нанял бы десятерых, чтобы дрались против тебя и скуки,
от твоего лучезарного идиотизма ослеп Мазепа и его казаки,
если жмурился ты, шли навстречу короны каркасами радиолярии,
но простейшие не объяснят генералам, где знамена полки растеряли,
воевать - это тебе не зайцев стрелять в сейме, прости, излагаю вольно,
это тебе не стёкла побить с друзьями в лучших домах Стокгольма.
Я бы создал вам землю вторую, но материалов хватит на небольшой шар
диаметром около метра; военные на него ложатся в скафандрах, дыша
из одного баллона, и друг друга гоняют по законам, оговорённым ООН,
переползая, словно чулок по лампочке, когда его штопают со всех сторон.
Вот спугнул офицер офицера и на челе у того сосчитал капельки пота,
это, значит, разбита в таком-то районе такая-то, скажем, пехота.
Нет, тебе нравится ездить с оружием и помрачать бесконечности русских окраин,
нравится, если: а) колют, 6) рубят, в) режут, мне нравится шведский дизайн;
думаю, Карл, от признаний моих ты бы впал в драгоценную ярость:
город для пыток меня ты в ответ основал бы и не ощутил бы усталость.
Здесь я, фью-фью, что искать и ветвистою злобой морочить астрал?
Королю наливают стакан, - я его осушаю, и меня не ведут на расстрел,
вот я бью короля по щеке, и король подставляет другую - не видит меня
ждёт его допельклепер лифляндский под турецким седлом - я рассёдлываю коня,
я ладонью полполя королю закрываю, где солдат Авраам * похищает шведское знамя,
Карл не в силах меня наказать - мёртвые не управляют нами,
мертвые ходят в одеждах из яблочных шкурок на воздухе летнем, -
лишь вещества! - а историю сделает тот, кто родится последним.
Видишь, горки на поле тут и там возникают, оседая мгновенье спустя, -
это всадники сшиблись, их кони на задних ногах, а передними - воздух вертя;
осыпается круча, где смерть сердцевину горы вычищает подкопом,
и летит в пустоту человек и уносится неким потоком.

Кто убит наповал, выпадает из сечи, как батарейка, выкатываясь из гнезда
и разряжается в землю, и всходит над Ворсклой неназванная звезда.
Ты взираешь в трубу золотую, в трубу золотую, в трубу, ресницы теряя и, увы, интерес,
Карл, на черепе у тебя можно прочесть, - дубль-ве! - ты почти уже лыс!
Кто же поле приподнял с враждебного края, и катится войско на Kapла, и нету заслона,
стала бессмысленной битва, словно на каждом бойце было написано Слово.
Есть черепаха на Ворскле, а у черепахи - неприступный затон,
она похожа на лампу, запаянную в непроницаемо-чёрный плафон.
С нею нет никого. Ею никто не питается. Её коготь заразен.
Карлу она - Друг, брат и сестра - черная черепаха с пятиугольным глазом.
* Солдат Нижегородского полка Авраам Иванович Антонов, прокладывая себе дорогу саблей, первым захватил трофей - знамя шведов.