Эос встаёт, два британских историка приземляются в Кёльне.
Бореи с заячьими губами дуют на старую карту в обе щеки.
Улыбаясь, коллеги спускаются в прямогоугольный,
лазурный архивный зал. Словно кровельщики,

их перчатки хлопчатые ползают по скатам футляра,
ощупывая картонаж, а под ним — по оценкам — цыганка.
Движется египтянин, как по верёвочным лестницам, с камнем загара,
наискосок, по частям. Скважистые обломки и где-то вдали — цикада.

В слоях футляра найден папирус с записью жалоб Сапфо.
Плач, спрессованный под слоями наката.
Забытая мумия периода Нового царства
вспоминает мелкую сеточку для волос, которая на слух — цикада.

В слово Эос вкатывается школьный глобус,
когда сквозь экватор ты смог дотронуться
до оси и обвёл полушария — получается монограмма: Эос.
В минусовые времена в Эфиопии она с Титонусом

шлёт прошения о его бессмертии и получает «да».
Высшие забывают купировать ген старения и распада,
и Титонус с Альцгеймером из городка Висбаден
незаметно заброшенны на дирижабль — в башню льда.

Звук цикады выходит из ниоткуда, отчуждаясь в зёрнах феррита.
Т-сс: рыжую пудру счищают бумажной салфеткой,
или пачка купюр с оттяжкой спружинит по пальцу — и шито-крыто.
Титонус, себя ощупав, обнаруживает цикаду на ветке.

Он забывается, будто тело его из тысяч кармашков...
Где? В каком? Тьмы подглазных мешочков, но глаз не найти в них.
Два британских историка над Ла-Маншем
пропадают в пространствах нефигуративных.