Полемически обострив, я бы сказал: ни у одного поэта, по крайней мере в русской литературе, феномен Пространства не играет такую важную роль, как у Алексея Парщикова. Сродни той, какую, скажем, у Введенского — Время или у Хлебникова — Число и Слово.

Его виртуозное зазеркальное словотворение никак не может успокоится, оно отраженно ворочается в сознании, как медведь во время спячки или камень на краю водопада.

Кальпиди приветствует мастера Алексея
(ни слова о девках), ты помнишь, в прокольном Свердловске
на хазе у Каси, почти что синхронно косея,
трепались о рифме, о Деньгах, портвейне и Бродском
(и броско ударил бы – пауза – внутренней рифмой
здесь шустрый школяр. Только мы уже не из таковских).

I don’t believe that it ended like that, don’t believe it at all, no.
Over there, nothing ever ends, over there, there’s an ocean of air.
Over there, if you want to be with her forever, there’s nothing terrible about it,
Because the terrible doesn’t exist, there is only poverty, and there is nothing