Танюша, дорогая,
Мне нужно было некоторое время, чтобы оценить идею публичного чтения с  "другими", "вместо меня". Ты да Ерёма —  два человека (и Тавров, кажется), которые правильно исполняют стихи (с цезурой и т.д). Но вообще это серьёзное дело и мне кажется, что сейчас будет неподъёмно заняться таким спектаклем (в противном случае это или тёплые  
посиделки или капустник). Я буду в Москве, послушаю, может, с Пашей  
Жегуном поговорю (может, какой синтезатор поможет) и т.д. Нет, идея классная, спасибо и тебе и Файзову  (плюс  Гаврилову), но я должен оглядеться, чтобы понять насколько  
такое может получиться. Отложим, ладно? Сложно мне это, а хуже всего, что я ещё сам не в состоянии долго и артикулированно говорить.
Успехов тебе на Балканах (ты летишь в Сербию, я понял). Если встретишь Милана Николича, сербского переводчика, передавай привет. Он в конце 80–х часто бывал в Москве. Водил меня к Джуне на приём. Внешне был похож на сладкого венгра-коллекционера из кубриковского фильма Eyes Wide Shut, который на парти пытается безуспешно соблазнить Николь Кидман, жену гл. героя. Правда, люди меняются, может Милан не посещает больше мест, где читают русские стихотворения.
Во "Взгляде" опубликована расшифровка последней лекции Пригова, ведущий И. Вишневецкий (это музыковед, который поэт?). Там Д.А. говорит точно то же самое, что и на кассете, записанной в Кёльне в 1997 году. Я не критикую содержательную часть, она не имеет ничего общего с моими или же мною в своё время понятыми представлениями о мифе, литературе или языке. Это ладно, это художественное понимание проблем в духе Д.А., но всё же я думал, что моя запись более уникальна. Да, он хотел сказать в общем–то, что поэт это не тот, за кого его принимают (или не принимают совсем). Выдумал краткий  
эволюционный курс истории своих искусств (на деле замечательный театр самого Д.А. и его единомышленников), чтобы показать, что если общество сменило отношение к поэзии, то и поэту можно из этого сделать выводы. Если б поэты были способны к выводам...
Я сегодня был с Игорем Ганиковским на выставке люстр. Некоторые напоминают  
муравьиные кучи.
А ещё 2 дня тому посещал Балтуса, о котором много читал в начале года в связи с моим коротким увлечением Пьером Клоссовски, его разносторонним братцем. С поэтом и переводчиком Хендриком Джексоном, с которым нам удаются всё новые немецкие публикации, направились в музей Людвиг, развеяться от обсуждения подстрочников. Народу густо, как на всяком фигуративе. Когда исчезает глянец альбомов, придающий технический универсализм, то кажется, что приёмы Балтуса знакомы по всему прошлому веку, включая соцреализм. Только конфликты другие. Пубертатные девицы и юноши угрюмы, своенравны, злы, и мы можем надеяться, что когда они покинут этот специфический возраст, наступит очеловечивание. Потерянные, печальные и вызывающе безразличные героини испугавшиеся первой менструации, расцветут и откроются навстречу, избавясь от рецессивной девственности. Любовь для таких — единственное спасение. Этот драматизм возраста у Балтуса доведён до нерва. И ещё становится понятно, что он сильнее в графике, а если говорить о живописи, то, может быть, в пейзажах свободней, чем в портретах. И ещё важны позы, в которых он видит тела. Оси человеческих тел тяготеют к ассиметрии и диссонансу, к перекрученности, к соскальзыванию с прямой. Они, тела, эдакие буратинные, с механическими сочленениями, и эти тела написаны с качеством натюрморта, а вот головы — тонкие портреты. Головы поэтому увеличены, как у некоторых прерафаэлитских образцов — гиперцефалы.
Кутик, если верить его последнему e– mail´у из турецкой глубинки, перевернулся в машине ("вылез через окно"), но после этой инфо его след пропал уже несколько дней. Надеюсь, приключения не дают ему передышки и всё окей.
О московской погоде я получаю ежедневные свидетельства от Матвея и Кати в виде фото и коротеньких фильмов в формате Quick Time.
Нежно — Алёша