Мне представляется важным не сверхметафоризм Парщикова, а устройство его ума. Алексей был чрезвычайно умен, что вообще-то редкость для поэта, несмотря на известное замечание Пушкина о том, что поэзия должна быть глуповата, а поэт умен. Так вот и поэт Парщиков умен, и поэзия его умна. И она отсылает к предшественникам Пушкина Ломоносову и Державину с их неромантическим образом русского стиха. Второй генеалогический источник поэзии Парщикова – русский авангард, Хлебников и обэриуты. Парщикова интересовала не столько поэзия как таковая, сколько культура и ее механизмы, в частности, он с увлечением занимался видеоартом и блестяще разбирался в живописи, очень любил немецкую живопись раннего Средневековья. Однажды мы оказались вместе в Мюнхене, и он провел для группы товарищей экскурсию в Мюнхенской пинакотеке, где восторгался немцами и пренебрежительно говорил о Рафаэле. В его правоте мне пришлось убедиться в Риме. Благодаря своему системному мышлению Парщиков видел связи между искусством и политикой, но не в сиюминутном смысле, скорее, он понимал жизнь общества и жизнь художника как нечто единое. Мне кажется довольно важным то, что его первое образование – естественнонаучное; он видит структуру мира как бы через призму каких-то волшебных учебников анатомии, картографии, астрономии и математики.