Метафизика скорее похожа на аналитику, а пластическая сторона мне, конечно, понравилась (увы, я не очень–то их понимаю со слуха, но часто есть английские переводы). Это герметичность совсем другой природы, чем мне известная (надо подумать ещё).

Рейн отправляется в полицию и на ломаном английском описывает вора. Ему говорят, приходите утром, мы постараемся. А где проводить ночь? На набережной в кругу бомжей, завернувшись в дорогой плащ,
подаренный два дня назад посетившим Роттердамский фестиваль Бродским.

А я читал и перечитывал Эрвина Панофски (по-английски, разумеется). Почему такая тяга читать об искусстве? Потому что есть ряд изображений? Всегда есть пластический вид под рукой? Не знаю, но он тоже типа Лотмана.

Знаешь, ничего из этого не исчезло из европейских характеров — ни сумасшедшее трудолюбие, ни маниакальность изобретательства, но параноидальная занятость, создания коллекций и вселенских библиотек, — всё на месте, все роли вакантны и заняты одновременно, включая самоубийства от любви.