Шакал и ворона: ни внешней, ни внутренней крови
меж ними. Вдали нарисован дымящийся динамит.
Их контуры на честном слове уже наготове
покинуть ядро черноты и принять незаконченный вид.

Ей приставили к уху склерозный обрез,
пусть пеняет она на своих вероломных альфонсов,
пусть она просветлится, и выпрыгнет бес
из её оболочки сухой, как январское солнце.

С коричневыми губами, с жужжащими желудёвыми волосами,
её очки потемнели сперва, затем налились молоком,
где любовники пересекались носами,
где шел вертолёт коптящий, не помнящий ни о ком.

Ты, комар, звенел в поэме,
в Петербурге, в Вифлееме,
жалил автора "Аморес",
не жалел свиньи в помоях,
выходи на резкий свет,
сдай поэту свой стилет!